…Вокзал –
место, где душе всегда неспокойно. Люди снуют туда-сюда, каждый озабочен чем-то
своим: ожиданием поезда, покупкой билета или поиском места, чтобы присесть.
Приходили и
уходили поезда. Вокзал пустел и снова наполнялся. И только в одном его месте не
происходило никаких движений.
В конце зала
ожидания пригрелась старушка. Вся в черном. Сухонькая. Сгорбленная. Рядом лежит
узелок. В нем не было еды – иначе старушка в течение суток коснулась его хотя
бы раз.
Судя по
выпирающим углам узелка, можно было предположить, что там лежала икона, да
виднелся кончик запасного платка, очевидно, «на смерть». Больше ничего у нее не
было.
Вечерело.
Люди располагались на ночлег, суетились, расставляя чемоданы так, чтобы
обезопасить себя от недобрых прохожих.
А старушка
все не шевелилась. Нет, она не спала. Глаза ее были открыты, но безучастны ко
всему, что происходило вокруг. Маленькие плечики неровно вздрагивали, будто
зажимала она в себе какой-то внутренний плач. Она едва шевелила пальцами и
губами, словно крестила кого-то в тайной своей молитве.
В
беспомощности своей она не искала к себе участия и внимания, ни к кому не
обращалась и не сходила с места. Иногда старушка поворачивала голову в сторону
входной двери, с каким-то тяжким смирением опускала ее вниз, безнадежно
покачиваясь вправо и влево, словно готовила себя к какому-то окончательному
ответу.
Прошла
нудная вокзальная ночь. Утром она сидела в той же позе, по-прежнему молчаливая
и изможденная. Терпеливая в своем страдании, она даже не прилегла на спинку
дивана.
К полудню
недалеко от нее расположилась молодая мать с двумя детьми двух и трех лет. Дети
возились, играли, кушали и смотрели на старушку, пытаясь вовлечь ее в свою
игру.
Один из
малышей подошел к ней и дотронулся пальчиком до полы черного пальто. Бабуля повернула
голову и посмотрела так удивленно, будто она впервые увидела этот мир. Это
прикосновение вернуло ее к жизни, глаза ее затеплились и улыбнулись, а рука
нежно коснулась льняных волосенок.
Женщина
потянулась к ребенку вытереть носик и, заметив ожидающий взгляд старушки,
обращенный к дверям, спросила ее: «Мамо, а кого вы ждете? Во скильки ваш
поезд?».
Старушку
вопрос застал врасплох. Она замешкалась, засуетилась, не зная, куда деваться,
вздохнула глубоко и будто вытолкнула шепотом из себя страшный ответ: «Доченька,
нет у меня поезда!». И еще ниже согнулась.
Соседка с
детьми поняла, что здесь что-то неладно. Она подвинулась, участливо наклонилась
к бабушке, обняла ее, просила умоляюще: «Мамо, скажите, что с вами?! Ну,
скажите! Скажите мне, мамо, – снова и снова обращалась она к старушке. – Мамо,
вы кушать хотите? Возьмите!»
И она
протянула ей вареную картофелину. И тут же, не спрашивая ее согласия, завернула
ее в свою пушистую шаль. Малыш тоже протянул ей свой обмусоленный кусочек и
пролепетал: «Кушай, баба».
Та обняла
ребенка и прижала его кусочек к губам. «Спасибо, деточка», – простонала она.
Предслезный
комок стоял у нее в горле…. И вдруг что-то назрело в ней и прорвалось такое
мощное и сильное, что выплеснуло ее горькую беду в это огромное вокзальное пространство:
«Господи! Прости его!» – простонала она и сжалась в маленький комочек, закрыв
лицо руками.
Причитала,
причитала покачиваясь: «Сыночек, сыночек… Дорогой… Единственный… Ненаглядный…
Солнышко мое летнее… Воробышек мой неугомонный.… Привел.… Оставил».
Она
помолчала и, перекрестившись, сказала: «Господи! Помилуй его грешного».
И не было у
нее больше сил ни говорить, ни плакать от постигшей ее безысходности.
«Детки,
держитесь за бабушку», – крикнула женщина и метнулась к кассе.
«Люди
добрые! Помогите! Билет мне нужен! Старушку вон тую забрати, – показывала она в
конец зала – Мамою она мне будет! Поезд у меня сейчас!».
Они выходили
на посадку, и весь вокзал провожал их влажными взглядами.
«Ну вот,
детки, маму я свою нашла, а вы – бабушку», – сияя от радости, толковала она
ребятишкам.
Одной рукой
она держала старушку, а другой – и сумку, и детей.
Я, глядя на
них, тихо молилась и благодарила Бога за эту встречу. Странно, но большинство
из тех, кому я рассказываю об этом случае, свидетелем которого стала несколько
лет назад на вокзале города Кургана, не верят в то, что вот так, за несколько
минут человек мог принять такое важное для себя решение.
Я никого не
стараюсь переубедить, не пытаюсь что-то объяснить. Каждый должен чувствовать
это сам. Да и как объяснишь, что нашему сердцу иногда достаточно одного
мгновения, чтобы принять решение, если, конечно, оно живое и любящее Бога и
ближних.
Для меня же
этот случай стал еще одним подтверждением мудрой верности слов архимандрита
Серафима (Тяпочкина): «Забудь это слово
«случайность», случайностей не бывает».
|